Подготовительный конспект к съезду Православной молодежи 1938г.

Культура и религия.

1. Постановка вопроса.

Основная проблема, основная трудность в данном вопросе лежит в том глубоком психологическом расхождении культурного вдохновения и христианских переживаний, которое является типичным для нашего времени. Самая тема о соотношении религии и культуры очень глубока, особенно если мы будем ставить её в свете нашего Церковного сознания. В наше время многие готовы сказать, что творчество и культура независимы от христианства и так сказать не нуждаются в нем. Тот, кто живет творчеством, переживает уже в самом творчестве некий священный подъем. Возникает вопрос, – возможно ли и нужно ли соединять культурное творчество с жизнью в Церкви. Не правильно ли признать нормальным факт "автономии" культуры, а нашу веру как бы заключить целиком в мир чистых религиозных переживаний в молитвы, в богомыслие, в церковный культ.

Конечно, исходя из того, чем живет душа в религиозных своих движениях – мы должны признать, что религиозное просветление и воодушевление никогда не сможет замкнуться в сфере чистого культа или богомыслия. Религиозное одушевление по самой природе своей всегда будет стремиться стать силой жизни, т. е. войти в сферу культуры и творчества, чтобы освятить их тем светом, наполнить их тем вдохновением, которое открывается душе в религиозной жизни.

Но если христианство хочет влиять на культуру, то хочет ли христианское творчество этого влияния на него. Культура, какой ныне живем, испытывает ли, хотя бы тайную потребность в религиозном освящении и даже больше – спасении. Надо сознаться, что внутреннюю неправду, трагические трудности без религиозной культуры сознают не все, однако самый факт трагической бесцельности культуры так глубоко, когда - то вскрытый в "Исповедь" Л. Толстого все же бесспорен. Культура не может быть самоцелью она движется и вдохновляется служением чему-то, что выше культуры, что вечно и абсолютно. Иначе говоря, культура по существу нуждается в идеале, чтобы служить ему, скажем больше: культура нуждается в религии не только для того, чтобы в ней находить источник своего вдохновения, культура, которая нам ныне нужна, нуждается в её освящении и даже спасении. Но прежде чем войти в эту сторону, остановимся ещё на характеристике отношения христианства к культуре.

2. Отношение христианства к культуре.

Основной факт здесь заключается в двойственном отношении Церкви, христианства вообще к культуре: с одной стороны христианство относится к культуре положительно, но в то же время в христианстве сильно и иное стремление жажда уйти от культуры. Это сочетание позитивного и негативного отношение к культуре не есть, какое – то внешнее противоречие, а есть глубокая, по-видимому, неустранима антиномичность христианства в одном вопросе. Христианство стремится овладеть всей жизнью и культурой и в то же время оно настороженно относится к культуре, уходит от нее, когда даже презирает культуру и готово содействовать её гибели.
/Саванаролла/

Положительное отношение христианства к культуре определяется, прежде всего, самим существом Евангельского благовеста, – ибо спасение, которое принес Господь, обнимает не только людей, но и всю жизнь во всем её содержании. Все должно быть спасено, т. е. освободиться от неправды, ограниченности и всякого зла. В притче о талантах указано другое основание положительного отношения христианства к культуре. Ни один дар, который мы находим в себе? не должен быть "зарыт в землю", но всякий дар должен дать свой плод. Все творческие силы, действующие на культуру и через культуру должны быть по воле Божией, а не по капризу их вдохновения "пущены в ход". Если мне дать музыкальный, научный или иной дар, я должен его развивать, как Божий дар. Наконец, во имя христианской любви и милосердия мы должны, живя в мире, живя культурой стремиться помочь людям в их жизни, - не путем отвлеченной проповеди, а через живое воплощение Христовой правды во всех сферах жизни. Христианство, таким образом, побуждает и даже обязывает участвовать в культуре и стремится к христианизации.

Но в христианстве есть не мало мотивов и для негативного отношения к культуре. Прежде всего, принятию культуры и деятельному христианскому участию в нем мешает мотив квиетизм, т. е. мысль о том, что человек должен быть "пассивен" не суетиться, а стать орудием Бога, ибо действует во всем Бог. Когда человек вмешивается в жизнь со своим малым разумом, со своей инициативой он лишь мешает Богу. Ведь человек в силу первородного греха есть испорченное и надломленное существо /говорят протестанты/. Человек собственно свободен к злу, как учил одно время Вл. Соловьев все же добро в нас только от Бога. Мы так легко впадаем в самовлюбленность, когда творим что - либо от себя. Надо сбросить нарцисцизм и тогда только начинается христианское возрастание. Этот негативизм, как видим, рождается не от христианской пустоты и невежества, а из самой глубины религиозного сознания.

Но негативизм в отношении к культуре кроме этой субъективной причины питается еще и мотивами объективными. Творчество есть создание "ценностей". Но единая ценность есть "душа" а все остальное суета. Неужели же должно участвовать в творении суеты. Во всяком случае, суеты – риторики мнимых вещей, в культурном творчестве действительно так много, что понятно, когда от нее, хочется отойти. Всякое здешнее добро всегда связано со злом, пшеница и плевелы в притче Господней растут рядом до страшного суда и значит ли это, что творить чистое добро - никому в жизни не дано. И как раз в духовной жизни и культуре особенно легко растут плевелы рядом с добром. Не потому ли и говорит апостол. Иоанн: "не любите мира, ни того, что в мире". Отсюда как – будто можно сделать вывод - для христианина обязателен уход от культуры.

Большое осложнение в положительное решение вопроса о культуре выносила не раз и Церковь. Понятно, что в Церкви рядом с богочеловеческим есть много условного и временного, чисто человеческого. Церковь эмпирическая действительно в ряд своих правил или указаний имевших лишь случайное, и временное основание выдвигала положения, которые надолго становились стеной между Церковью и культурой. Например, священнику не полагается ходить в театр. Почему? Если в раннем христианстве это было понятно, так как театр был языческим, то все это глубоко и существенно переменилось. Исторически возникло много переменных преград, которые создают необычные трудности для церковных и не церковных людей.

3. Корни двойственного отношения христианства к культуре.

Культура и человек.

Двойственность, натиномичность христианства, не могущего отвергнуть культуру, но затрудняющегося ее принять, нельзя объяснить аскетической запуганностью. На самом деле, антиномичность христианства в отношении к культуре объясняется трагической двойственностью самой культуры. Тема истории есть одновременное прорастание "пшеницы" и "плевел". Культура всегда будет двойственна, ибо проблему культуры неверно ставить безлично, она необходимо связана с проблемой человека. Христианство воспринимает культуру сквозь призму личности человека и видит в культуре борьбу добра и зла. И как раз отсюда понятно, что для христианства культура есть объект спасения, что она нуждается в спасительном влиянии Церкви. Действительно в мире все подлежит спасению, надо спасать науку, искусство, государство и т. п. Всякий художник, ученый, общественный деятель должен сознать что–то, что он творит, может заключать в себе соблазн. С идеалом Мадонны в нас так часто живет рядом идеал Содомский. Минуя же субъект, действующий в истории, мы всегда будем упрощенно решать вопрос.

Теперь понятно, что у нас, как христиан не может быть только одного отношения к культуре, их должно быть два, и оба они могут быть правильны – в зависимости от человека. Для одних законен уход от культуры, для других же наоборот незаконен. Уход от культуры может быть оправдан для отдельных людей, для целых эпох, иногда может быть необходимо и народное покаяние, как бы пересмотр всего исторического делания. Отношение к культуре вообще не должно ставиться с точки зрения нашего культурного сознания, надо идти не от культуры к Церкви, а наоборот исходить из идеи спасения, т. е. преображения нашего естества. Отчетливое связывание проблемы культуры с личностью человека не только освобождает нас от "культурного фетишизма", от плена культуры, не только объясняет нам неизбежность в христианстве двух решений вопроса о культуре, но и намечает для нас православных ту позицию, которая уясняет нам отношение Православия к культуре, сравнительно с отношением католицизма и протестантизма. Так как религиозная оценка культуры не может быть оторвана от личности человека, как творчески создающего культуру, так и пассивно воспринимающего (и в понятии о личности и о человеке, антропологии) православие как раз существенно отличается от католичества и протестантизма, то понятно, почему в указанной связи культуры и личности, (в "персоналистическом" освящении темы культуры), мы найдем основу для раскрытия, то есть и чем должна быть культура в свете Православия. Но это есть уже новая тема выходящая за пределы настоящего очерка.

Приложение: Резюме дискуссии по поводу приведенного доклада.

Приложение: резюме дискуссии по поводу приведенных тезисов в Парижской группе по подготовке съезда Православной молодежи 1938г.

1. Культура вполне ли "личностна" или имеет и объективное существование.
2. Ведет ли культура к религиозной жизни.
3. Есть ли обоснование культуры в Слове Божием.
4. Культура и Церковь.

Излагаем кратко мнения, высказанные по этим пунктам.

I. Личностный характер культуры:

Некоторые участники группы совершенно отвергают "объективную" культуру, но в том смысле, что ее вне личности нет, но в том смысле, что так наз. "объективные ценности" получают своё историческое значение лишь через человека и потому при религиозной оценке культуры "самой по себе" а о том, как она влияет на людей. Против этого настойчиво указывалось, что напр. истинное искусство созидает ценности, независимые от того, как они влияют на людей, что, следовательно, нельзя измерять религиозный смысл и религиозное значение искусства (и культуры вообще) только его отзвуком в человеческой душе. Если искусство напр. может достигнуть высоты, при которой оно действительно воплощает добро и красоту, то это и есть свидетельство религиозной ценности искусства. Вообще надо бояться "психологизма" в религиозной оценке культуры; то, что мы называем "дурным влиянием" искусства либо связано с тем, что здесь было налицо и плохое искусство, либо с тем, что в самом человеке, испытавшем дурное влияние от "хорошего" искусства есть гниль и извращение. Плохое искусство (напр. тенденциозное) может иметь хорошее влияние на людей, но это не делает его религиозной ценностью. Оно не перестаёт быть плохим искусством. Поэтому при обсуждении вопроса о религиозной ценности искусства, и культуры вообще, не следует исходя из психологических наблюдений над людьми испытывающими, действие искусства. Вообще, можно утверждать, что истинное искусство непременно будет и религиозно – ценным и то же должно сказать о культуре вообще. Надо, чтобы культура была "истинной", т. е. стояла на высоте её собственного идеала и тогда она непременно будет религиозно - ценной.

II. Ведет ли культура к религиозной жизни.

Поскольку, однако, не ставим вопрос о том, ведет ли культура к религиозной жизни, тут были высказаны очень разные точки зрения. Одни утверждали, что в культуре есть всегда "люциферическое" начало и мотивы, стремление быть без Бога. Культура изнеживает, успокаивает дух на внешних вещах, вообще почти всегда усыпляет дух. Культура рождает жадность к вечным благам, к обладанию ими и по тому мешает духовной жизни человека. Те, кто воображает, что через рост культуры человечество как бы становится ближе к Богу, либо наивны, либо обманывают себя и других. В современной культуре, корни которой восходят к язычеству, всегда звучит самоупоение жизнью и как развитие культуры, насыщая внутренний мир человека, губит в последние остатки сознания, что смысл жизни в подготовке к вечности. Для религиозного сознания и чем глубже оно, тем сильнее и неизбежно недоверчивое и даже подозрительное отношение к культуре. Против этого с чрезвычайной силой была подчеркнута односторонность, неоправданность именно с религиозной точки зрения такой оценки культуры. Не отрицая самих по себе фактов дурного и даже развращающего влияния культуры, указывали, что причина этого держит не в самой культуре, а в человеке. Не культура двусмысленна, а двусмысленным может быть сам человек. Если современное общество ищет в культуре усыпления духа, то чем же в этом виновата культура. Если от пользования культурой рождается забвение вечных глаголов Евангелия, то опять же причина этого лежит в человеке с другой стороны, сколько можно привести примеров того, что через усвоение культуры люди становятся не только "культурно тоньше", но и их духовные запросы становятся серьезнее, подлиннее, глубже. Искусство больше всего содействует именно размягчению сердец, повышает духовную чуткость. Есть, конечно "полукультурность", при которой усваиваются внешние стороны культуры и не происходит никакого духовного роста, но исцеление от этого заключается не в культурном нигилизме, не в том, чтобы жить вне культуры, а в том, чтобы наоборот возвышаться до глубокого внимания культуры. Можно и должно признать, что не все в культуре благополучно, но если религиозные люди будут сторониться культуры, она будет дичать и понижаться. Чтобы культура имела положительное религиозное значение, нужно, чтобы религиозные люди жили сами культурой, вносили в культурное творчество свет и силу, религиозного одушевления. Если культура нуждается в спасении, то это может осуществиться лишь через творческое участие религиозных людей в культуре. Поэтому, признавая факт дурного влияния на людей, надо идти с религиозной силой освящения в недра культурной жизни, воздействовать разоблачению в культуре всего фальшивого, недостойного, того, что как сор попало туда.

III. Есть ли обоснование культуры в Слове Божием.

Не только есть обоснование (говорилось), но есть и прямая заповедь культурного творчества, уже в Ветхом Завете. Создав человека, Господь ввел его в рай для возделывания рая, т. е. для "культуры". И даже в раю человек был призван к творчеству, то тем более после грехопадения он должен "возделывать" землю, но ныне в поте лица. Культурное делание есть труд, ответственный и морально обязательный. Их основ Церкви, которые все знали и любили античную культуру, т. е. то, что в ней было истинного. Особенно замечательно, говорил о культуре и культурном делании св. Григорий Палама, который указывал, что в догмат Боговоплощения указан и нам путь "воплощения" добра и правды на земле.

IV. Культура и Церковь.

Среди участников группы были лица, которые предостерегали от так называемого "воцерковления" культуры, которое заключает в себе старую, роковую для христианской Церкви теократическую идею. Культура может и должна быть религиозно осмысливаема, но лишь через личное действие отдельных людей. Если Церковь захочет принять активное участие в культуре, она не только осудит себя на окончательное обмирщение, впутываясь в дела "века сего", но она будет губить и культуру, лишая ее того, что единственно связывает истоки культурного делания с религиозной сферой, т.е. свободой. Только в свободном культурном творчестве, свободно изнутри может открыться искание Бога, тоска о вечности. Если же культура будет вставлена в рамки, навязанные извне, то в ней иссякнет свободное вдохновение "воцерковление" будет внешним поверхностным, т.е. мнимым. Церковь не должна впутываться в диалектику культурного делания, чтобы не погубить той силы, которая одна приводила и приводит Богу, т.е. "дара свободы". Спасение открывается миру через свободу, иначе оно не спасает, а насильственно стесняет. Против этого было указано, что не высказанное правильно лишь в отношении к тому пониманию идеи воцерковления жизни, которая конечно есть теократическая идея, (которую мы имеем в католичестве) а особенно средневековом. Православие понимает теократическую идею не на основе отрицания свободы, а, наоборот, на основе утверждения её. Церковь должна свободно внедряться в глубины творческого вдохновения, изнутри его просветляя. Поэтому все опасения, высказанные здесь, не относятся к православному пониманию отношения Церкви к истории и культуре.

материал предоставлен Хилдо Бос, "Syndesmos"