III.
Первые впечатления, представления и мысли ребенка.
Егда бех младенец, яко младенец глаголах,
яко младенец мудрствовах, яко младенец смышлях.
(Посл. к Коринф. I гл, XIII, 11).
Чувственные ощушения дают первый материал детских знаний;
поэтому следует эти впечатления доставлять им в надлежащем порядке
(Ж. Ж. Руссо)..
„Первые представления и мысли, доступные наблюдению, говорит Кавелин в своих „Задачах психологии", сильно запечатлены субъективным характером". Это очевиднее всего обнаруживается на ребенке. Для трехлетнего Вани непременно всякий другой мальчик, которого он видит, тоже Ваня; видит он несколько мальчиков и восклицает: „от колько Вавев". Всякий чужой мужчина для него „дядя", а когда Ваня был меньше, дядей он называл не только людей, но и медведя и волка. Всякое кушанье или питье, которого ему не дают, для него „Вав Ваныч писать" (доктор Ивав Иваныч прописал), т. е. лекарство, вещь неприятная, „бя". Папа и мама, тетя и дядя, лошадь и корова, и все, что он видит, Ванино. На все, стало быть, он смотрит с чисто субъективной точки зрения, все его, и существует для него, потому вероятно, что прежде всего в его сознании выделился он сам от всего окружающего, или вернее, само его сознание начинается с того момента, когда ребенок почувствовал свое собственное "я". Потому то справедливо и то, что „представление и мысли выделяются из ощущений, что первоначальный толчек, их вызывающий,—впечатление, а первоначальная почва—чувствительностъ". С тех пор как ребенок стал себя чувствовать, с тех пор как он стал выделять себя от всего окружающего, еще не называя себя "я", а говоря про себя в третъем лице, называя себя по имени, он является перед нами с чисто субъективным характером, его представление и мысли нераздельны с его личными впечатлениями, с его чувственными ощущениями. Если к ребенку все ласковы, если он окружен средою, относящеюся к нему с любовию, то и он ко всем и ко всему относится с любовью и лаской; и неприглядный, черный трубочист в его глазах „милый черный дядя", и медведь милый, и ребенок с любовию целует картинку, изображающую медведя. Наоборот, если ребенок отовсюду вокруг себя встречает суровые лица, грозное слово и порой удар, в его глазах все покрывается черной краской, всякого он боится, от всякого бежит или отворачивается, если бежать некуда, и много нужно уменья, чтобы привлечь к себе такого запуганного ребенка, чтобы изменить его миросозерцание. На этот чисто и исключительно субъективный характер детского миросозерцание следует обращать внимание при воспитании: громадную роль играют в образовании психической стороны человека первоначальные впечатление его детства.
На основании этого очевидного влияния среды на ребенка, поверхностным наблюдателям привилось убеждение, что душа ребенка — tabula rasa, белый лист бумаги, что на ней напишешь, то и будет. Нам кажется, что именно чисто-субъективный характер первых представлевий и мыслей ребенка, напротив,—одно из самых убедительных доказательств, что душа ребенка—не tabula rasa. Что душа ребенка—не белая бумага, это видно из того, что ребенок нередко возмущается против несправедливого, жестокого обхождения с ним, хотя он никогда не видал и не испытал обхождение мягкаго; что человек, впитавший в себя в детстве дурные привычки, борется с ними и иногда одолевает их. Стало быть, есть в нем вложенная от рождения сила, которая служит противовесом влиянию среды и внешних впечатлений, эта сила—душа живая, которую вдунул Бог при сотворении человека, душа, одаренная прирожденными способностями. Как иначе объяснить тот замечательный факт, что гениальный, воспитанный легким воздухом своей родины—Ареццо, Микель-Анджело настойчиво марал стены отцовского дома своими детскими рисунками, обличавшими присутствие таланта в ребенке, не смотря на то, что его часто бранили и даже жестоко били за его „марания"? Что самостоятельный духовный организм присущ ребенку при самом его рождении, это наглядно доказывают нам глаза ребенка, это зеркало души. Всмотритесь попристальнее в эти глаза, — в них виден уже зачаток мысли, они не безжизненны, они одухотворены, а между тем ребенок, бесспорно, еще не чувствует, не сознает себя.
Воспитание много значит, но воспитанием не зарождаются талант и гений, а только пробуждаются. Воспитанием образовывается ум, смягчается сердце, нправляется воля; но воспитание бессильно для зарождения таланта. Хотя нельзя при этом не заметить, что великие ораторы, поэты, художники, мыслители, музыканты, актеры рождаются, т.е. делаются великими, не только путем развития, а благодаря особым, прирожденным способностям. Ведь и в поэтическом, и ораторском, и в музыкальном, и в художественном произведении, равно как и в мастерской игре актера, нельзя не признать и результатов мышления, глубокой обдуманности, изучения, как и в труде философа; а с другой стороны, в гениальных трактатах философских, в математических и исторических исследованиях нельзя не видеть великого таланта, природной способности к светлому, ясному и глубокому мышлению, обобщению и выражению мыслей.
Итак, прирожденных способностей нельзя отрицать. Душа наша не tabula rasa. Да и может ли быть ею живая, бессмертная душа, вложенная Всемогущим Богом? Прирожденные способности воспитатель должен развивать, не дать им заглохнуть. Отец педагогики Песталоцци (1746—1825) так говорит: „садовник садит и поливает, но Бог возращает. Не воспитатель вкладывает какую-нибудь силу в человека, не он дает жизнь и дыхание какой-нибудь способности человеческой, он заботится только о том, чтобы никакое внешнее влияние не задерживало и не нарушало естественного хода развитие отдельных духовных сил; он заботится о том, чтобы развитие каждой способности человеческой природы совершалось беспрепятственно, по законам природы".
С принятия впечатлений и образования представлений, хотя бы и грубых, неверных, начинаются психические действия и процессы. Потому то на этот, так сказать, эмбриональный период психической деятельности и следует обратить особенное внимание; потому что дальнейший правильный рост психического организма обуславливается правильным ходом этого периода. Как для правильного и здорового развитие физической природы ребенка в начальное время пища должна быт выбираема согласно природе, и лучше всего, если ребенок будет питаться молоком матери; так и для правильного развития психической его стороны лучше всего, если впечатления, воспринимаемые им, будут по возможности наиболее просты и наименее разнообразны. Сложные и разнообразные предметы развлекают внимание и препятствуют сосредоточенности, а следовательно основательности, яркости и твердости впечатлений. Это мы можем испытать на самих себе.
Если взрослому развитому человеку вредит излишнее разнообразие предметов, то тем более оно вредит ребенку. От того-то, быть может, дети богатых семейств, живущие в роскоши и разнообразии, не отличаются большею частию наблюдательностию и способны к легкомыслию и верхоглядству; напротив, ребенок, выросший среди лишений, в простой неприглядной обстановке, хотя и чужд изящества, за то способен к вдумчивости, наблюдательности, глубокому вниканию и размышлению. Простая обстановка рабочей, трудовой жизни в небогатой семье представляет и ту важную выгоду для воспитания ребенка, что приучает его к труду: на примере родителей он видит, что они постоянно работают, что все, что его окружает, добыто их трудами, и он, как только становится в силах, невольно вовлекается в эту трудовую жизнь и по мере сил начинает помогать родителям, начинает работать и на опыте узнает, как сладок отдых после трудов, узнает приятность труда и отдыха. Лишним считаем говорить о том, что богатое семейство легче может, если конечно обратить должное внимание, устроить для ребенка такую обстановку, при которой он будет получать впечатление яркие, светлые, твердые, при которых у него будут образовываться и представление ясные и основательные. Но для этого необходимо, как мы уже прежде сказали, чтобы предметы, окружающие ребенка и производящие на него впечатление, были сообразны с природою, с возрастом ребенка, были просты, несложны, и чтобы не подавляли ребенка своим множеством и разнообразием. Сначада его следует окружить самыми простыми и весьма немногими предметами, но такими, между которыми было бы известное отношение, и взгляд на которые невольно вызывал бы в ребенке сравнение одного предмета с другим. К таким предметам принадлежат: окружающие ребенка люди большие и маленькие, образ Спасителя, портреты отца, матери, братьев, сестер и т. п.; большие и маленькие столы и стулья, кровати, комоды и изображение этих предметов. Непременное условие, чтобы портреты и изображение были сделаны верно и хорошо к безобразному и неверному рисунку отнюдь не должно приучать глаз ребенка. Если в комнате ребенка настенные часы с боем, то желательно, чтобы бой был тихий и мелодичный, а не резкий и скорый: от резких звуков нужно освобождать нежное ухо дитяти. Вспомним,что у ребенва, кроме того, пред глазами стены, печь, окна, пол, и затем части всех предметов, его окружаюицих, движение людей, их говор качание маятннка, тик-так и бой часов.
Ребенок в первое время, как известно, большею частию спит, как бы набираясь сил и отдыха на предстоящую полную труда, движение и борьбы жизнь, как бы сосредотачиваясь в себе для знакомства с неведомым для него внешним миром, преисполненным разнообразия. Когда он начнет бодрствовать, глазенки его быстро перебегают от предмета к предмету,—в них заметно удивление, они как будто спрашивают: куда это я попал? В это время можно, пожалуй, последовать совету Фребеля—повесить над ребенком разноцветные мягкие мячики, которыми дитя постепенно приучается играть, и при этой игре совершается своего рода гимнастика, которая, впрочем, прирождена ребенку, потому что он,если не спит и если не спеленан, постоянно проделывает разные гимнастические упражнения ножками и ручками.
Если предметов, окружающих ребенка, будет слишком много, если эти предметы будут беспрестанно меняться; то эти удивленные, вопрошающие светлые глазки долго еще будут вопросительно и удивленно перебегать от предмета к предмету, не останавливаясь ни на одном из них; а если и будут эти предметы возбуждать впечатления в ребенке, то впечатления самые смутные, неустойчивые, поверхностные. При безпрестанной смене окружающих ребенка предметов, впечатления и могут быть лишь самые неопределенные и смутные. Напротив, если предметов, окружающих ребенка, будет немного, и если только эти одни предметы будут в первое время окружать его, то бегающие глаза ребенка скоро перестают бегать и начинают подолее останавливаться сперва на одном предмете, потом на другом, на третъем, снова и как бы с удвоенным любопытством останавливаются еще дольше на первом предмете, потом на втором, на третьем. Проделывается при этом то же, что с рассказываемою детям сказкою, которая сотни раз выслуишивается ребенком и все с болъшим и большим вниманием, пока чуть не заучивается наизусть. Одно и то же не надоедает детям так скоро, как взрослым, вероятно, потому, что дети только что начинают жить,—все для них так ново, они, так сказать, запасаются материалом для жизни.
В этом периоде остановки внимание ребенка на одном предмете вы скоро увидите, что глаза его переходят от лица матери, на котором он естественно раньше всего сосредотачивает свое внимание, к ее портрету, от лица отца к его изображению, от окна к окну, от большей кровати к маленькой и снова к большой и т. д., слышится вопросительное: а? а? а? Это значит,что ребенок начал сравнивать, и чем чаще он это делает, тем лучше, тем основательнее становятся его впечатления и представления, тем более он привыкает к наблюдательности.
Когда ребенок, по вашему наблюдению, достаточно ознакомился с окружающими его предметами, вы можете поместить в его комнате новый предмет. Если он заметит его с первого раза и при взгляде на него, спросит: а?—значит,1) он действительно хорошо ознакомился с окружающими его предметами, 2) что наблюдательность в нем развивается, и 3) что стало-быть вы во время внесли в его обстановку новый предмет.
Постепенно комната ребенка может населяться новыми предметами, постепенно круг его впечатлений и представлений будет расширяться. При этом постепенном расширении его домашнего кругозора, менее вредны будут, для ясности и твердости его впечатлений и представлений, совершенно необходимые для его здоровъя прогулки на чистом воздухе: разнообразные впечатления, получаемые вне дома, сначала большею частию будут проходить бесследно, а когда в ребенке разовьется правильная наблюдательность дома, тогда и на прогулках он привыкнет останавливать внимание на особенно выдающихся чем-нибудь предметах, и из прогулок будет выносить более твердые впечатления, хотя все же не столь живые, как впечатление домашние. Привыкнув дома к внимательному и основательному рассматриванию предметов, к отыскиванию в них сходства и различия, ребенок будет останавливаться со вниманием и на предметах вне дома, бросившихся ему особенно в глаза, и на каждом шагу вам придется встречать его вопросительный взгляд, а когда он заговорит,то и обращаемые к вам вопросы: что это? для чего это? удоволъствие, с каким он будет встречать предметы, которые он видел дома, покажет вам, что с окружающими его дома предметами он не только ознакомился, но и сроднился, что ему приятно и радостно видет старых знакомых. При правильном развитии наблюдателъности в ребенке, и строй его мышления пойдет органически, последовательно.
Вам не представится надобности навязывать ему знания, напрашиватъся со своими объяснениями: вам придется лишь отвечать на его вопросы, объяснять ему, так сказать, его собственные недоумения. Таким образом ребенок развивается самостоятельно; в нем самом возбуждается любовь к знанию, пытливость,—вы являетесь лишь лицом, удовлетворяющим его собственный аппетит, вы насыщаете его голод, зародившуюся в нем потребность духовной пищи.
Постепенно возбудив самодеятельность и любознательность в ребенке, вы можете удовлетворять этой возбужденной любознательности путем наглядным—показыванием картинок, изображений зверей, птиц, рыб. При этом, чтобы внимание ребенка не развлекалось, лучше показывать отдельные изображения, начиная со знакомых ребенку, — лошади, кошки, собаки, петуха, курицы и пр., потом переходить к незнакомым. При показывании таких отдельных изображений (а не ландшафтов, не групп,—это слишком сложно для ребенка), внимание дитяти невольно останавливается на показываемой картинке, невольно возбуждается его вопрос: что это? Как показывание и объяснение таких картинок занимает и в то же время развивает ребенка, это мы видели на первородной девочке одного семейства. Когда она была еще одна у родителей, на ней естественно сосредотачивались все их внимание и заботы. У отца девочки было русское старинное издание „Видимого Мира" Коменскаго. Эта книжка была перелистываема и пересматриваема шатерью и ребенком буквально до того, что обратилась в лепестки. Малютка видимо развивалась по мере того, как растрепывалась книжка. Девочка гораздо ранее, чем стала говорить, могла показыванием (пальцем) отвечать на вопросы матери: где лев, где тигр, гиена и т. п., не говоря уже о знакомых животных, т. е. ознакомилась хорошо с изображением „Видимого Мира" и отыскивала тех зверей, птиц и рыб,о которых ее спрашивали. Изорванная в лепестки книга Амоса Коменского положила прочный фундамент развитию девочки. „Видимый Мир" был ее лучшим учителем, ему она обязана и развитием любознательности и сообразительности, и любовию к книгам, которыми она зачитывается, с тех пор как научилась читать! Очень может быть, что показыванием и объяснением картинок сначала „Видимого Мира", а потом других детских книг образовалась в нашей маленькой знакомке охота показывать картинки и толково объяснять их другим детям, так что она служила потом помощницей матери, занимая и развивая своих младших сестер и братьев объяснением картин и рассказами.
В настоящее время не то, что прежде, детских книг значительное число, так что есть возможность выбрать книги сообразно с возрастом и степенью понимание детей и не ограничиваться одними сказками, исключение которых из детской библиотеки мы тоже не можем не признать непростительным: сказка (разумеем хорошую)—весьма поучительна и тем большее производит на детей впечатление, что, при своей поучительности, сохраняет за собою характер игры, а игру дети, как известно, любят больше всего, игра в первые годы занимает для них место всяких уроков. На основании такого значения игры, друг детей Фребель и устроил свои детские сады, и издал свою педагогику игр, постепенно развивающих ребенка. По замечанию Фридриха Августа Вольфа (1759—1824), "стихотворение более всего способствуют хорошему образованию. До 7-го и 8-го года стихи должны быть главным предметом, ибо на этот возраст поэзия производит отличное действие, дети не в состоянии понимать высшей красоты прозы".
...Предыдущее Содержание Следующее...
|
