Религия в школе и в жизни.
Закон Божий занимает первое место в программе всякой начальной и средней русской школы. Но это первенство само по себе не обеспечивает успеха дела. Этот успех создается не программами, не бумагой, а живыми людьми. Нравственное влияние самая великая сила в мире, но для действия этой силы со стороны одной личности на другую необходимо одушевление своим делом воздействующего. Очень не далеко от нас то время, когда большинство школьных деятелей с увлечением настаивало на необходимости изгнания из школы преподавания закона Божия, как предмета бесполезного и во многом вредного. Многие утверждали это положение не на основании собственного опыта, не как результат собственной работы мысли и чувства, а с чужого голоса.
Порвавши цепи чрезмерно стеснительной опеки, не окрепшая еще русская мысль бросилась на разрушение всего, что прежде считалось неприкосновенным. Как буйный ураган мешает с грязью и зрелое зерно и нежный цветок, так и порыв разрушительного направления в недавнем прошлом старался ниспровергнуть все, что было создано исторически, только по одному тому, что оно почиталось в прошлом. Но ни какой взрыв не может уничтожить того, что по самой своей природе несокрушимо. Истина вечна, хотя усвоение ее человечеством совершается путем медленного движения с временными частичными уклонениями в сторону заблуждения. На земле видимо растет зло, но совершенствуется и добро. Это добро, понимаемое ложно лишь временами, привлекает на свою сторону людей во всех стадиях духовного роста человечества. Частица истины и добра присуща каждому учению, каждой теории, и чем искуснее выставляется эта частица истины на вид, тем скорее доктрина привлекает к себе любовь большинства. Увлечение голым злом есть удел лишь духов злобы, в человеке же, хотя бы он был признанным злодеем таится искра добра, благодаря которой даже отверженный преступник привлекает к себе сожаление других людей. Здесь вполне применимы слова поэта, хотя и сказанные в другом смысле:
Так храм разрушенный все храм.
Кумир поверженный все бог.
Невозможно отрицать истинность тех мыслей и тех идей, которыми люди жили прежде нас потому лишь, что эти идеи не новы. Насколько неправильно отнесение золотого века человечества, в даль веков, ведущее к угнетению всего нового, молодого? настолько же неистинно полное отрицание тех основ, на которых выросла современная культура. Наш век необычайно высоко ценит свои успехи в различных областях знания, забывая, что настоящее время отличается от прошлых веков не качественно, а количественно. Все завоевания современной науки и успехи современной техники в идее предносились в умах наиболее даровитых представителей человечества назад тому не одно столетие. Лишь осуществление этих идей, их техническое применение совершается в настоящую пору. Наше время богато не замыслом, не полетом воображения, а материализацией, полезным применением результатов многовековой работы человеческой мысли. От возвышенного, от небесного в наше время человеческий гений обратился к земному, к внешним удобствам, и теперь развивается борьба не за истину, даже не за существование, а за удовольствия. Но заглушить высших потребностей духа не может и эта головокружительная погоня за приятными моментами наслаждений.
Религия у всех народов, на всех ступенях развития, считается наивысшей ценностью. Этот факт отвергается и может отвергаться лишь при предвзятости суждений, и его необходимо принимать во внимание при всяком критическом рассмотрении прошлого и при желании создать новые нормы человеческой жизни.. Каждый ученый непременно старается составить свою систему воззрений на мир и на соотношении всех существ мира, но часто при этом вопрос решается т. н. обывательским способом, а не научным. Утверждать, что всякое религиозное верование представляет собою пережиток дикости человечества, его неумения правильно и до конца мыслить, слишком смело и рискованно.
Религиозное чувство и проявление его в различных внешних формах присуще не только дикарю, но и высокоразвитому человеку. Философы древней Греции при очень скудном запасе научного материала доходили до таких логических построений, которые не потеряли значения и в настоящее время. Поэтому мыслители древности, как созидавшие правильные переходы к истине с малыми средствами, никак не могут быть названы людьми малоразвитыми. Но они, не удовлетворяясь господствовавшим в их пору антропоморфизмом, приходили к мысли о Едином, Вечном, Разумном и Безграничном, хотя и Неведомом им.
Допустим, что Сократ, Платон и Пифагор менее развиты, чем современный гимназист, как утверждают современные воспеватели науки, пусть они для нашего времени потеряли все свое обаяние, а их мнения всякое значение. Тогда нам придется спросить мнения современных нам ученых относительно права на существование религии. Это дело исполнил недавно на наших глазах некто Арт. Г. Табрум, который в 1911 г. выпустил по этому вопросу отдельную книгу под названием: «Религиозные верования современных ученых». В этой книге автор говорит, что он обратился к выдающимся химикам, физикам, биологам, зоологам, астрономам и медикам Англии и Америки с двумя вопросами:
- Существует ли действительно противоречие между фактами науки и основными положениями христианства
- Приводилось ли адресатам встречать в своей жизни безрелигиозных и враждебных христианству ученых.
На запрос Г. Табрума откликнулись 181 представитель современной положительной науки, многие из которых имеют всемирную известность. Было бы слишком обременительно приводить все письма, занимающие в общей сложности 150 страниц обычного книжного текста, а потому достаточно ограничиться лишь некоторыми. Знаменитый американский натуралист Голланд пишет, что на его долю "выпало счастье иметь широкое знакомство с учеными всех стран и ему хорошо известно, что огромное большинство его знакомых ученого круга - люди благоговейные и благочестивые, не усматривающие в фактах науки ничего сталкивающегося с их верою в наличность Высшей Силы, ведущей нас к праведности, Силы, в Которой мы живем, движемся и существуем". Сам Голианд относительно того, что будто современные научные изыскания обнаружили заблуждения Библии и религии, говорит как об утверждении совершенно неправильном (стр. 145, 146). Математик Ламб, проф. Манчестерского университета, пишет: "никто из настоящих ученых не относится к нападениям на религию иначе, как, с, величайшим отвращением", и он свидетельствует, что "многие из новейших величайших ученых были религиозны в лучшем смысле этого слова" (стр. 108). Один из корреспондентов говорит, что "из всех людей настоящий ученый, как неизбежно смиреннейший из смертных, есть вместе религиознейший человек, так как великие учители науки почти всегда благочестивы и полны веры". Великий физик Стокс, будучи верующим сам, оставил выразительное свидетельство, что известные ему ученые первой величины, к каким относятся всем миром прославленные Фарадэй, Максуэлль, Адамс, были людьми глубоких религиозных убеждений. Вообще же откликнувшийся значительный полк независимых ученых двух просвещенных стран, говорит о том, что неверие есть удел мелких величин в науке, обозного арьергарда в научном лагере, но не тех, для кого активный научный труд составляет истинную жизненную задачу. Нападки же людей незначительных в науке учеными высшего ранга объясняются или умственной леностью, или отсталостью от века. В пример такой отсталости приводится недавний кумир большой публики Геккель. Его взгляды и убеждения сложились в семидесятых годах прошлого века, когда господствовал в науке грубый; материализм. С прежними взглядами Геккель остался и до настоящей поры, пережив, таким образом, самого себя и свое научное значение.
Но для последовательного мыслителя авторитет ученых хотя бы всего мира не имеет непререкаемого значения. Со стороны противников религии возводится на нее тяжкое обвинение в противодействии всякому прогрессу человечества. Такое обвинение и основывается на том соображении, что религия в своих истинах и положениях покоится не на постоянном успехе человеческого знания, а на преданиях древности, при чем последняя имеет наибольшее значение в догматических вопросах. В этом обвинении правильно лишь утверждение о преемственности, религиозного учения, и эта истина привлекает к себе сторонников, сбивающихся в дальнейшем с правильной дороги. В сохранении древнего Божественного откровения и заключается значение религии для человека, как высшей ценности.
В религиозно-нравственном учении неизменно сохраняется то, что действительно вечно по своей истинности. Все же временное постоянно улучшается и совершенствуется. Богооткровенное учение до Христа шло по пути прогресса, люди получали через провозвестников воли Божией все новые и новые откровения. Христос же возвестил истину в такой полноте, какая только возможна для земли. Прогресс в христианской религии может заключаться лишь в воплощении истины, в проведении ее, как жизненного начала всех человеческих отношений. Никто не обвиняет математику в противодействии прогрессу за ее аксиомы. В течение целых веков люди признают, что прямая кратчайшее расстояние между точками, что часть меньше своего целого, что две величины равные одной и той же третьей равны между собой.
Почему же религия противодействует прогрессу, уча о духовности и личном бытии Бога, о бессмертии души, об ответственности человека за свои дела и намерения. Религия всегда осуждала все ложное и тем не препятствовала, а содействовала истинному прогрессу, удерживая человечество от скитания по кривым извилинам зла. При этом нельзя смешивать религию с ее служителями. Люди всегда могли и могут заблуждаться и выдавать свои мысли за откровение самой Истины, а если они при этом обладают властью, то я могут якобы во имя Бога препятствовать развитию истины в умах людей. Средневековое богословие присвоило себе единственное право на познание, а народная темнота создала множество всевозможных суеверий и предрассудков. Но в этом повинна не религия, а самомнение людей. Ведь и представители науки никогда не были чужды суеверий и заблуждений и не воздерживались от преследований несогласных с их теориями исследователей истины. Проповедники свободы сами часто вставали в противоречие с собой и гнали истину.
Известный Гальвани за свое открытие в области электричества подвергся жестоким осуждением ученых современников и получил от них презрительное название "лягушечьего танцмейстера".
Гарвей, открывший кровообращение в живом организме, подвергся преследованию не со стороны инквизиции, как можно было бы ожидать, а со стороны ученых людей, находивших мысль Гарвея сумасбродной и не соответствующей научным данным. Изобретение Фултоном парохода подверглось осмеянию со стороны членов французской академии наук, как невозможное математически.
Знаменитый Реомюр приостановил печатание сочинения Прейсонеля о принадлежности полипов к животному царству.
Знаменитый Арого был поднят на смех в академии за проект электрического телеграфа. В совсем недавнее время Кюри претерпел не мало от ученых за свое открытие радия.
Примеров преследования учеными истины можно привести не мало, и, ограничиваясь в настоящем месте перечисленными, мы отсылаем желающих узнать об этом подробнее к книге Дюпреля Монистическое учение о душе, где собрано достаточное количество свидетельств о суеверности ученых. Однако никому и в голову не приходит только по этому обвинять самую науку во лжи, в препятствии прогрессу, в устарелости.
Отрицать положительную науку по другим соображениям возможно, как это сделал граф Л. Толстой, но никто и никогда не обвинял ее в противодействии прогрессу за грехи ее представителей. В них повинны люди, считавшие свои системы за последнее слово знания, точно также неповинна религия в преследовании людьми своих собратий. Костры инквизиции, схоластические, мертвящие живую мысль трактаты средневековых теологов, учение о воцарении антихриста, как давно совершившемся факте и т. п. вымыслы также мало относятся к религии, как клеветнические выходки беззубого напудренного академика к астрономии.
Истинная религия чиста и светла, и истинность ее постепенно одерживает победу над ложью и заблуждениями в понимании людей. В душе каждого человека таится сознание зависимости от высшего Существа. К Нему стремится каждая человеческая душа, как маленькая пылинка тяготеет к большому телу, как каждый стебелек тянется к свету, к солнцу. Это стремление человека к высшему Существу, не всегда сознаваемое и не всегда ясно ощущаемое, называется религиозным чувством, а проявление его в признании известного круга учения о Нем - религией, в самом общем смысле.
Каждому человеку, хотя бы однажды в течение своей жизни суждено пережить такое томительное состояние, когда все чувства, все желания летят куда то в неизвестную даль. Когда душа хочет чего то неизведанного, тоскует и не находит удовлетворения ни в чем земном. В эти мучительно-сладостные минуты все обычные интересы представляются ничтожными, пошлыми, надоедливо-несносными. Душа словно готова отрешиться от тела и лететь прочь от земли, в область мерцающих звезд, в пучину бездонной синевы небес, в безграничность прозрачного эфира. Все обыденное, все будничное в эти мгновенья тяготит человека, ему дорого уединение, ему желанна тогда тишина и уединение.
Люблю в час полночи чудесной,
Когда все в доме мирно спят,
Смотреть по долгу в свод небесный,
Где звезды золотом горят.
Понятно мне в минуты эти,
Когда душа стремится вдаль,
Что нечто лучшее есть в свете,
Чем наша радость и печаль.
Это состояние души, удрученной сутолокой жизни, утомительным однообразием мелочных потребностей и интересов и жаждущей полета к горнему миру, у некоторых людей проявляется лишь однажды в течение всей жизни, у других повторяется неоднократно, у некоторых же становится господствующим настроением навсегда и ведет человека к постоянной созерцательности. Стремление души к Богу, искание Его с особенной отчетливостью выражалось в идеальных натурах всех времен, на различных ступенях умственного и нравственного развития, и для них это искание кончалось успокоением в Боге, посвящением себя на безотчетное служение Богу и благу человечества. Вот в каких чертах изображается обращение к Богу одного из лучших христианских писателей по искренности и задушевности его творений, блаженного Августина.
Утомившись исканием земной славы, чувственными удовольствиями и развлечениями, Августин удалился из города. Пред закатом солнца он ходил по берегу моря. Его походка, его взоры и вся фигура выражали все его душевное волнение и беспокойство. Бред ним же во всем своем великолепии расстилалось необъятное море, с величественно вздымавшимися на нем волнами. "0, море," вскричал порывисто Августин, "о, природа, не ты ли мой Бог?. Не ты ли можешь дать мир и покой моей душе?"... Но волны бушевали и как бы в ответ Августину говорили: "ищи Того, Кто выше нас, ищи Того, Кто выше нас. Не мы твой Бог, не мы, золото и наслаждение, и вся природа, нет, мы только Его творение. Мы не можем дать твоему сердцу мира и покоя; ищи своего Бога выше, ищи выше". Мало-помалу солнце закатилось за горизонт, и тысячи ярких звезд заблестели на безоблачном небе. Августин устремил глаза свои вверх, на ту чудную красоту, которая во всем блеске сияла над его головой и воскликнул". "Да, звезды. Вы мой Бог. Можете ли дать моему сердцу мир и покой?" Но в ответ ему тогда же послышался следующий голос: "не мы твой Бог, мы только Его творение. Никакая сотворенная красота не может дать мира и покоя твоему сердцу. Ищи Бога выше нас, ищи выше нас". Тогда Августин душой возносится выше всей природы, выше всего сотворенного, прямо к престолу Божию. И теперь он уже не спрашивает более: "Ты ли мой Бог", а преклоняется пред Ним. В его сердце сходит мир и покой.
Минуты священного восторга, чувство близости к Богу не покидает пережившего это чувство с достаточной силой человека, не покидает в течение всей его жизни и остается в душе хотя бы в виде неясного, не вполне сознаваемого томления, особенно жуткой тоски и священного трепета. Эта мысль образно выражена Лермонтовым в известном стихотворении "Ангел".
По небу полуночи ангел летел
И тихую песню он пел.
И месяц, и звезды, и тучи толпой
Внимали той песне святой.
Он пел о блаженстве безгрешных духов
Под кущами райских садов.
О Боге великом он пел,
И хвала его непритворна была...
Он душу младую в объятиях нес
Для мира печали и слез,
И звук его песни в душе молодой
Остался без слов, но живой.
И долго на свете томилась она
Желанием чудным полна,
И звуков небес заменить не могли
Ей грустные песни земли.
Религиозное чувство так же присуще каждому человеку, как и чувство голода. Но голод, как потребность низшая, рабская, подлежащая исключительно законам внешней необходимости, ощущается всяким живым существом тотчас после рождения и доставляет большие страдания, нежели чувство стремления к свободе, покоящейся для человека в Боге. На пробуждение и правильное развитие этой высшей потребности в человеке, кроме прирожденности, оказывает значительное влияние воспитание.
Это влияние сказывается и положительным и отрицательным образом. Под влиянием дурных примеров старших в детях заглушаются задатки чувства любви и преданности Богу. Не переобремененный детский дух наиболее восприимчив к небесному, к высшему, равно как в нем может быть и заглушено это неосознанное еще стремление. Несравненно легче сохранить человеку то, что он имеет, нежели найти потерянное. Поэтому большинство людей, не воспитавших в себе чувство веры в Бога в дни своей юности, остаются на всю жизнь бесприютными скитальцами на земле. Нет у них в жизни твердой опоры, нет надежного прибежища, нет могучей помощи. Человек или утративший веру в Бога, или невоспитанный в ней жаждет веры, но не имеет силы сказать: Господи, помоги моему неверию.
Задача воспитания в человеке веры, как силы, способной вести человека к общему, а через это и к личному благу, лежит на обязанности взрослого поколения посредством и научения, и примера собственной жизни. Жизнь в настоящую пору складывается так, что воспитание детей ведется не столько родителями, сколько отдельными людьми, для которых учебно-воспитательное дело служит профессией. Поэтому религиозно-нравственное воспитание составляет задачу не только родителей, но и обязанность школы. Школа в применении каждого предмета преподавания стремится к двум целям - учебной и воспитательной. Последняя цель является главной, а вторая лишь служебной.
В настоящее время все сильнее и настойчивее отвергается значение изучения вероучения в школе. Защитники безрелигиозного обучения смело заявляют, что для жизни в добре не имеет "никакого значения знание или незнание таких истин, как вечность, вездесущие, неизменяемость Божества, Троичность Лиц и других догматов христианства. Изучение их, как недоступных человеческому пониманию, ничего не может дать человеку, кроме вредного обременения памяти и понижения умственной способности учащихся. Можно быть нравственным, не имея ни малейшего понятия о догматах и наоборот, вполне возможна полная безнравственность при всестороннем знании догматического учения. Суть христианства, говорят защитники безрелигиозного обучения, не в догматической, а в нравственной стороне.
В этом заявлении истинно утверждение, что можно быть безнравственным при обладании всесторонним знанием, и даже верой: можно добавить к этому, что бесы веруют и трепещут, но дальнейшие утверждения далеки от истины, и зависят от неимения религиозного опыта у сторонников подобных соображений. Что верования отражаются на поступках человека, в этом не может быть никакого сомнения. Верит человек в то, что он считает наилучшим, к чему стремятся все его желания, в чем покоятся все его симпатии. Где будет сокровище ваше, там будет и сердце ваше. Эта истина, имеющая приложение к обыденной жизни, еще более применима и к жизни человеческого духа в его наивысших проявлениях.
Язычник, покланявшийся ограниченным и не редко кровожадным капризным божествам, приносивший ради умилостивления их своих врагов, а иногда и детей, не мог достигнуть той нравственной высоты, которая может быть присуща истинному служителю Бога истины. Слуга лживых, вероломных, коварных божков не мог отличаться честностью и добросовестностью по отношению к своим ближним, так как он возводил в добродетель обман, ложь, измену. Он обманывал и самих богов, и своих ближних. Почитатель грозных деспотических божеств не мог отличаться мягкостью, любовью и состраданием к обездоленным и страждущим, так как он возводил на высоту произвол сильной личности над всем слабым и угнетенным, находя в страданиях другого свое наслаждение. Руководящая мудрость поклонника языческого религиозного мировоззрения: падающего подтолкни.
Жестокость восточных властителей общеизвестна, и новейшие раскопки в Ассирии и Вавилоне рисуют очень яркими красками услаждения сильного человека страданиями других. Ассирийские цари ставили себе памятники с довольно подробным описанием своих зверств по отношению к побежденным врагам. Царь Санхериб ставит колонну и пишет на ней в назидание потомству: "Я взял города приступом и превратил их в груды пепла... Я, как метлою, вымел страну и превратил ее в пустыню". Документ, известный под именем цилиндра Тейлора, гласит: "Мои военные колесницы давили людей и животных и топтали трупы врагов. Из трупов, которым отрезывали конечности, я воздвигал себе трофеи. Всем, кто попадался мне живым, я приказывал отрезывать руки", Ассурбанипал еще с большим услаждением прославляет свою жестокость. Он приказывает начертать на камне: "Он попал живым мне в руки, я велел содрать с него кожу. Я приказал вырвать глаза у его сына, но затем, вместо того, чтобы бросить их обоих собакам, я замуровал их живыми в воротах солнца в Ниневии". Такая жестокость не могла быть свойственна ни греку, ни римлянину, боги которых не почитались как свирепые деспоты Азии. Сила, погорающая все, была божеством азиатских народов, и в них только могучее я, не знающее никакой преграды, ставившее себя исключительной самоцелью, служило идеалом нравственного сознания.
В настоящее время среди американцев распространяются культы древней Азии, не исключая ужасных форм служения Ваалу и Молоху, и одновременно с этим возрастает жестокость среди поклонников, древних богов.
Человеческая нравственность зависит в весьма значительной степени от религиозных убеждений людей, а сама человеческая природа, не смотря на огромные успехи современной культуры, нуждается в перерождении. Возрождение же человека возможно при совокупности сильных побудительных причин, затрагивающих все стороны духовной жизни человека. Ни одна только мыслительная способность, ни одно только чувство, ни одна лишь воля не в состоянии возбудить в человеке любви к слабым, сострадания к страждущим и подчинения своего я интересам каждого ближнего. Для возрождения необходимо отречение от самого себя и объединение со всем человечеством. Для этого объединения необходим один общий и единственный центр, около которого могли бы группироваться люди всех мест, всех времен и народностей. Для живых разумных существ этим центром может быть только живое личное Существо. Только к своему первообразу может стремиться человеческая душа, как в мире все стремится к сродному, к подобному по качеству. Человечество может взаимно сближаться в любви к личному Богу. Как радиусы круга, постепенно сходясь, сливаются в центре, так и люди взаимно роднятся, стремясь к Богу.
Без веры во всемогущего и благого Бога не может быть подвига со стороны отдельных людей, не может быть и настоящей культуры. Стремление к добру присуще каждому человеку, нравственный инстинкт составляет существенное отличие человечества от всего живого, но делание добра может находить опору только в живом личном Боге. Только постоянное сознание присутствия Существа бесконечно совершенного может дать силу в борьбе со злом и неправдой. Ведь если добро есть лишь отвлеченное понятие, если ему ничего не соответствует в действительности, то оно не может ободрить падающего под тягостью ограничения своих стремлений к наслаждению и произволу. Любить отвлеченную формулу нельзя, как нельзя любить бесконечное время или пустое пространство. Любить можно личность, и эта любовь способна на величайшее самопожертвование, не исключая стремления отдать любимому свой лучший дар-жизнь и свободу. Истинная любовь состоит не в желании обладать любимым, а в стремлении отдать себя в полное подчинение ему.
Люди, не знающие христианства, упрекают верующих в своекорыстном служении Богу и ближним, ради ожидания награды за свои добродетели в будущей жизни, в стократной мере. Это обвинение христианства дает повод строить выводы о христианстве, как о религии не чуждой своекорыстия. Но в этом утверждении правда лишь то, что Бог не оставит без награды добродетельного человека, а все дальнейшее далеко от истины. Основание или вопрос почему всей христианской нравственности покоится в любви верующих ко Христу. В своей прощальной возвышеннейшей и задушевнейшей беседе с апостолами Иисус Христос сказал: «Кто меня любит, тот соблюдет мои заповеди. Кто исполняет мои заповеди, тот любит меня».
Не ожидание награды, не себялюбивый расчет поставлен на ним Спасителем за основание всей жизни человека, а любовь к совершеннейшему Существу, как к воплощению добра, истины и красоты. И эти слова Спасителя совершенно правильно понимаются христианами и проводятся ими в жизни. Св. Григорий Богослов, учитель и отец Церкви 4 века, говорит в одном из своих творений: в служении Богу различаются три степени: рабство, наемничество и сыновство. Первая степень наблюдается в мире языческом, когда среди людей преобладает боязнь пред злыми божествами, вторая - когда человек делает добро ради ожидания справедливого воздаяния, третья - есть стремление к добру ради самого добра, ради источника добра - Отца нашего небесного. Если и живут на земле т. н. христиане с взглядами рабов или наемников, то в этом повинна, конечно, не религия. Только в личном Боге человек может найти опору для нравственности и покой своей душе. Т. н. гражданская мораль не может идти дальше страха пред карой закона. Она возвращает человека на низшую ступень нравственности, заменяя злобное беспощадное божество безжизненным страданиям, неумолимо-кровожадным законом. Эту стадию человечество миновало, и возвращение к ней возможно лишь путем насилия, так как "К развенчанным святыням нет возврата".
Из сказанного вытекает, что и так называемая автономная мораль не может заменить любви христианской. Добро, не олицетворяемое в Боге, является для каждого человека продуктом его собственной мысли. Нет мыслящего - нет и добра. Такое добро простой самообман, фикция. Проводя параллель с достаточным основанием можно сравнить отвлеченное понятие о добре, которому пожелал бы служить человек, с любым божком сибирских инородцев. Удачная охота и рыбная ловля, сибиряк мажет своего божка салом, неудачная - бьет его плетью. Доставляет нравственное удовлетворение человеку измышленная им нравственность, он служит ей, мешает ему - можно и покончить с ней.
Начатки вероучения и основанного на нем нравоучения с полным правом и необходимостью преподаются в школе, так как всякое добро несравненно сильнее действует на молодую душу. Педагогами подмечен тот факт, что чтение книг с описанием горя страданий людей, угнетения и притеснения, слабых на учеников младшего возраста не производит надлежащего впечатления, хотя бы книга была написана первоклассным художником слова. Наоборот, изображение лучших сторон человеческой природы глубоко чувствуется детьми даже в посредственном изложении. Малютки переживают стадию знания только одного добра, подобно прародителям в раю, и во всем стремятся видеть только хорошее. Поэтому годы детства являются самым удобным временем просвещения человека светом истины евангельской. И весьма важно преподать ее в этом возрасте так, чтобы она представлена была детям не в виде сухой учебы, а в форме живой краткой беседы воспитателя с питомцами. Приобретенные в детстве знание Бога и любовь к Нему, составляют сокровище человека на всю его последующую жизнь. Взрослый труженик, утомленный годами борьбы и волнений, не видя добра ни в себе, ни в людях, ни в окружающей его обстановке, обычно ищет. отрады в воспоминаниях о своем детстве. И счастье человеку, если в его душе найдутся хотя бы затоптанные, заброшенные, но живые ростки веры в высшее Добро, всегда живое и животворящее. Далекое прошлое воскреснет перед ним и оживет в нем то святое настроение, которое присуще детям, и ради которого им принадлежит царство небесное.
Поэт-интеллигент, Некрасов, в таких строках выражает свое чувство возврата к воспоминаниям детства при возвращении на родину:
Храм Божий на горе мелькнул
И детски чистым чувством веры
Внезапно на душу пахнул...
Нет отрицанья, нет сомненья,
И шепчет голос не земной:
"Лови минуты умиленья,
Войди с открытой головой".
Храм воздыханья, храм печали-
Убогий храм земли твоей.
Тяжелых стонов не слыхали
Ни римский Петр, ни Колизей.
Я внял, я детски умилился
И долго я рыдал и бился
О плиты старые челом
(Тишина).
И это говорит человек изъеденный сомнениями, отрицанием всего, не основанного на разуме. Не мало можно привести подобных признаний со стороны людей, изведавших глубины человеческой мудрости и сказавших после всего с Соломоном: все суета и томление духа. Люди, получившие истинно-религиозное воспитание в детстве, в течение всей своей жизни сохраняют на себе отпечаток особой мягкости в отношениях с близкими и посторонними.
В наше время многие уходят от Христа, не смотря на все старания руководителей ко Христу. Но и это явление не может отнимать ревность у преподавателя закона Божия в школе. От Христа многие уходили и во время Его земной жизни, не смотря на обаятельность и возвышенную красоту Его нравственного облика, не смотря на силу Его проповеди. В мире всегда были мертвые и живые, но не первым принадлежит будущее. Научение вере и жизни подвиг, но он сам в себе несет и награду трудящемуся. В стихотворении А. Толстого Богатырь есть такие строки:
Сидел над картиной художник,
Он Божию Матерь писал,
Любил, как дитя, он картину,
Он ею и жил, и дышал.
Вперед продвигалося дело,
Порой на него с полотна
С улыбкой Святая глядела,
Его ободряла Она.
Художественное произведение, научный труд, поэтическое создание имеют способность ободрять трудящегося, но в значительно меньшей мере, нежели живое существо. Постепенное превращение ребенка в доброе, разумное, Божье созданье вполне способно дать бодрость духа и доставить утешенье воспитателю. Мало добра на земле, люди устают в борьбе со злом, но не злу принадлежит будущность. Добро облекается злом, но из огромных наслоений зла блестят светлые крупицы добра, словно твердый алмаз светится в толще рыхлой породы. Все тленное, все мертвенное погибнет, и останутся только истина и любовь.
Друг мой, брат мой, усталый страдающий брат.
Кто бы ты ни был, не падай душой.
Пусть неправда и зло полновластно царят
Над омытой слезами землей,
Пусть разбит и поруган святой идеал,
И струится невинная кровь.
Верь, настанет пора, и погибнет Ваал,
И вернется на землю любовь
(Надсон).
Для преподавателя христианской веры надежда на лучшее будущее покоится в самом Господе Иисусе Христе, показавшем высший пример любви. Христос душу свою отдал за врагов своих, а все верующие в Него братия Ему. Вера Христова есть победа, победившая мир, с нею и насадитель ее между людьми не будет побежден.
Содержание Следующее...
|
